Вот уже больше трёх месяцев я еженедельно то ли гальванизирую труп, то ли визуализирую расцвет российского фондового рынка.   И - о чудо - труп зашевелился: повысились обороты (в два-три раза) и котировки (пока немножко). Видимо, пришла пора взяться за следующий объект – он, похоже, живой, но спрятался глубоко в подполье. То ли боится чего, то ли просто сделал засаду и охотится на неофитов.

Искусством в нынешней России сейчас принято называть разные вещи – от поделок Шилова/Глазунова и (прости, Господи) Никаса  Сафронова до человека-собаки Олега Кулика и метафор Петра Павленского (если кто не помнит – он яйца к Красной Площади прибил). Мы хотим поговорить об инвестиционной привлекательности искусства, а перформансы, подобные последнему, довольно трудно монетизировать. Хотя, с другой стороны, последний перформанс Пусси Райт в ХХС монетизировать удалось великолепно. Но это пока случай единичный.

По подсчётам искусствоведов, доля российского искусства в общемировом составляет около 15 процентов. Если же посмотреть на обороты торгов с его участием, то доля российских живописи и графики – ничтожные сотые, а то и тысячные процента. Аукционы в России можно посчитать по пальцам, галеристы – к ним лучше и не суйся (если, конечно, товар не краденый или доставшийся по наследству неофитам). Из-за неразвитости и закрытости рынка русское изобразительное искусство – абсолютно невостребованный инвестиционный ресурс. Конечно, у нас есть замечательные музеи с обширными коллекциями и ещё более обширными запасниками. Есть у нас и коллекционеры – но про них никто не знает, а сами они «светиться» не хотят. Но вот чтобы наши люди, россияне, вдруг начали покупать картины и графику – для себя, чтобы повесить дома – нет пока такого явления. Раньше покупали ковры и хрусталь, а сейчас машины и электронику – чтобы было круто. А ведь картины (если они качественные, конечно) гораздо лучше защищают от инфляции!

Отсюда проистекают парадоксы ценообразования. В России все потребительские товары дороже, чем в Европе и Америке – но только не картины и графика. Например, на последнем аукционе Bonhams в Лондоне работа Евгения Кацмана ушла за 152 000 фунтов стерлингов, это примерно 9 миллионов рублей. Ну да, был торг, но ведь и стартовая цена составляла вполне приличные 30 000 фунтов (в рублях 1 700 000)! У нас есть Кацман, который не вписывается в коллекцию – всё-таки это соц-арт. К нам до этого обращался  Леонид Шишкин – известный московский галерист и аукционер, специализирующийся на этом периоде – с предложением продать. Я написал: «Предложите Вашу цену, но с учётом того, что цену Лондона мы знаем». И пропал насовсем Леонид Шишкин, даже на письма не отвечает – он, видимо, хотел купить за 100 000 рублей, так как больше специализируется на неофитах…  У меня и других примеров полно, но, может, в другой раз.

Жан-Поль Сартр когда-то писал: «Говорить, что культура нетленна, стало признаком хорошего тона. И она действительно нетленна, пока из ценителей хотя бы один – творец». Звучит, конечно, замечательно. Только кажется, что сейчас у нас с творцами дело обстоит нормально, а вот с ценителями - плохо. Видно, все ценители уже в Лондоне. А новые ещё не успели появиться.

Но нет худа без добра – в такие времена, как у нас сейчас (они называются «время коллекционера») перед арт-бизнесменами открываются особенно широкие перспективы. Здесь и арбитраж, и формирование коллекций, и многое другое. Но об этом – в следующий раз.